• Назад к писателю

Автобиографический миф в творчестве Яниса Грантса

«В самом общем виде миф определяется как сокращённое и упрощённое отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции, взятых в их системном и операционном аспектах», – такое определение мифа дает Владимир Николаевич Топоров [8, с. 161]. Понятие мифа, традиционно связанное с мифологическим типом сознания, ритуально-церемониальным комплексом и мистико-экстатическими практиками [3, с. 921] не перестало быть актуальным с уходом в прошлое мифологического сознания, «миф, являясь неотъемлемой частью культуры, продолжает существовать и развиваться в современном мире, принимая новые формы», – отмечает исследователь Барышников [1, с. 182]. Он также выделяет в этом ключе парные категории мифов: архаичные и спонтанные против современных и смоделированных. Нас в ключе данного исследования интересует вторая категория. А именно такая категория литературоведения как автобиографический миф.

Автобиографический миф – это «исходная сюжетная модель, получившая в сознании автора онтологический статус, рассматриваемая им как схема собственной судьбы и постоянно соотносимая со всеми событиями его жизни, а также получающая многообразные трансформации в его художественном творчестве» [6, с. 10]. В современной науке о литературе, помимо традиционного использования писательской биографии как источника сведений о творческой истории создания художественных текстов, все большее применение находит такое понимание биографии, при котором предметом исследования становится биографическая легенда, создаваемая самим автором и его читателями. Источники этой легенды – в первую очередь quasi-биографические сочинения: «исповеди», «признания», «дневники», «путевые записки», письма, интервью.

Для нашего исследования также важно понимать, что автобиографический миф – это не только автобиографическая легенда. Исследователь Дробинин утверждает, что рассмотрение такого мифа как «текста судьбы», то есть превращение биографии автора в художественное произведение актуально в ключе произведений модернистских. Если же рассматривать авторов авангардных, для них автобиографический миф выходит на более глубокий уровень. «Мифотворчество авангарда современно творческому акту, оно сиюминутно и относится к адекватному настоящему на момент создания произведения, взгляду автора на мир и опыту взаимодействия с миром» [2, с. 11]. Восприятие мифа как отражения взгляда на мир также особенно важно в ключе нашего исследования.

О мифе в жизни Яниса Грантса

Материалом для нашей работы стало творчество челябинского поэта Яниса Грантса. Он родился 1 февраля 1968 года во Владивостоке. В связи с военной службой отца жил в Советской Гавани, Ленинграде, Кирове. Учился на историческом факультете Киевского государственного университета. Служил срочную службу на большом десантном корабле Северного Флота. После службы остался в Заполярье и работал на торговых, рыболовецких судах, буксирах, приписанных к Мурманску и Архангельску. В Челябинске Янис Грантс живет с 2002 года.

Поэт наследует традиции авангардистов, в связи с этим и автобиографический миф у писателя является не конструированием биографии, а структурой более глубокой.

Автобиографическая составляющая занимает значимое место в творчестве Яниса Грантса, особенно связанная с пространственной категорией. Топологическая биография Грантса сюжетируется и становится основой произведения:«Владивосток. Родился. Кажется, // в 1968 году. Могу ошибаться. // Киров. Отвезли в бессознательном возрасте. // Челябинск. Несколько лет».

Исследователь региональной поэзии Евгений Александрович Смышляев отмечает, что лирический герой странствует по топосу хаоса, стремится найти выход из мира бессознательного [7, с. 98]. И этим выходом становится Челябинск. В целом, этот город занимает доминирующую позицию в творческом хронотопе Грантса. Как утверждал сам автор: «Город в моем творчестве выходит на первый план, становится героем». При этом город, возникая как фон во многих произведениях, становится инструментом для реализации мотива противостояния человека и мира. Город нависает, давит на человека. Но принципиально тут важно, что в отношении к Челябинску смешиваются два ощущения. С одной стороны – «бездна Че», (город, как хтоническое чудовище – замечает Смышляев), с другой – «Люблю город. В городе – улицу Сони Кривой». И эти подходы именно смешаны, а не разделены, отношение лирического героя к Челябинску – единство противоположностей. Это находит свое отражение в стихотворении «Розмарин»: «Ненавидим ты и единственен, // город Че».

О пространственной автобиографичности говорит Антонина Валерьевна Штраус, исследователь проблемы лирического героя в современной поэзии: «И для произведения, и для самого процесса творчества основополагающими становятся именно топографические характеристики: автор и герой неслучайно живут в одном городе, крае и т. д. Этим совпадением места в значительной мере определяется объем воспринимаемого читателем художественного мира» [9, с. 16]. Важно здесь для автора то, что такой подход распространен в региональной поэзии – где до этого пространство особого места не занимала.

Мы же обратим внимание на другой аспект – значимость самого лирического героя. Как мы уже отмечали выше, миф представляет собой способ мироощущения, таким же, следуя из всего вышесказанного, отражением мироощущения автора в ключе автобиографического мифа становится лирический герой – он отражает весь взгляд на мир, который хочет высказать поэт. Лирический герой у Грантса, как отмечает Е. А. Смышляев, – элемент игры, множество масок, зачастую связанных с маргинальностью, исповедальностью. Но можно в этом всем проследить и определенную тенденцию: за всеми масками и вариантами чаще всего герой Грантса страдает, он одинок, на него давит город. Не всегда все эти характеристики встречаются вместе, но так или иначе комбинируются. Рассмотрим несколько ключевых стихотворений автора.

О мифе в стихах Яниса Грантса

Лирический субъект стихотворения «Небо» создан в ключе всех отмеченных выше тенденций: он – маленький человек в большом городе, на него давит это небо, под ним кончается асфальт: «и качался асфальт, как палуба. // и кончалось на небе крошево». Он одинок, герой ждет кого-то, ждет и ждет, но дождаться не может. Именно поэтому герой страдает: «Маленький человечек под снегом, на ветру, кого-то ждёт. Ждёт, но знает, что всё уже предрешено», – говорит о произведении сам автор. Сила рождающейся боли автором сравнивается с «атомным следом».

Другое стихотворение Яниса Грантса – «Ничего не случится» – важно рассмотреть по той причине, что оно ломает рассмотренные выше тенденции, открывает в страдании и безысходности «окно». Две пространственных системы в стихотворении разделяют два мира: мир города Че, пространство образной системы птиц, и мир личный, пространство лирического субъекта. Важно здесь то, что есть и одиночество («одинокие птицы»), и пугающий фон города («бездна Че»), и страдание («разбиваются о края»). Но все это существует не там же, где герой. Пространство птиц – реальный, открытый мир, по сути, ломает романтическую образную систему: птицы, которые стараются вырваться за края, за пределы реально мира. Поэт показывает нам, что за этими пределами ничего не ждет – создается ощущение безысходности: «одинокие птицы, // пролетая над бездной че, // разбиваются о края». Но значимость этого текста в том, что он оптимистичен: герой внутри своего мира может быть счастлив, счастлив – потому что не одинок: «я нисколько даже и не умру. // и никто из нас».

Особенно эта мысль важна в ключе автобиографического мифа, потому что она реализует позицию, обозначенную Янисом Грантсом в одном из интервью. Он вводит такое понятие, как «не_пробел_счастье» – состояние человека, в котором он пребывает всю жизнь: «Человек несчастен. Человек одинок. Любви нет. Впереди только грусть». Но Грантс не акцентирует на трагичности данного факта, он идет дальше: «Это и определенный посыл, свет в конце туннеля: найди свое счастье, преодолей свое одиночество». В унисон тексту «Ничего не случится» поэт говорит в продолжение мысли о том, что впереди только грусть: «Радуйся тому, что есть». Взгляды поэта на мир находят отражение в творчестве – именно в этом заключается автобиографический миф. Мировоззрение лирического героя, биографически синонимично автору, становится отражением самого этого автора.

Что в итоге?

Таким образом, автобиографический миф Яниса Грантса расширяется за пределы классического понимания. Поэт не просто конструирует свою художественную биографию, он формирует в лирике свой образ и образ своего мировоззрения. Мир Яниса Грантса отражается в его автобиографическом мифе, последний становится способом глубокой рефлексии и синтеза авторского мироощущения с поэтическим творчеством. В этом плане термин «миф» возвращает свое классическое понимание – способ концентрации представлений о мире. В нашем случае эти представления локальные, связанные с авторским образом в творчестве Яниса Грантса.

Библиографический список

1. Барышников, П. Н. Мифология современности / П. Н. Барышников // Вестник Российского университета дружбы народов. – 2006. – № 1. – С. 182–189.
2. Дробинин, Г. Д. Поэтика А. Л. Хвостенко : язык – миф – литературный код : дис. канд. филол. наук / Г. Д. Дробинин. – Самара, 2015. – 210 с.
3. Дробинин, Г. Д. Язык-игра-миф в структуре творческого хронотопа в поэзии А. Хвостенко / Г. Д. Дробинин // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. – 2014. – Т. 16. – № 2–4. – С. 921–926.
4. Лотман, Ю. М. Беседы о русской культуре : быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века) / Ю. М. Лотман. – СПб. : Искусство–СПБ, 2002. – 412 с.
5. Магомедова, Д. М. Автобиографический миф в творчестве Александра Блока : дис. … докт. филол. наук / Д. М. Магомедова. – М., 1998. – 224 с.
6. Поэтика : словарь актуальных терминов и понятий / под ред. Н. Д. Тамарченко. – М. : Изд-во Кулагиной : Intrada, 2008. – 357 с.
7. Смышляев, Е. А. Мифологизация Челябинска в поэзии Яниса Грантса / Е. А. Смышляев // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Социально-гуманитарные науки. – 2022. – Т. 22. – № 2. – С. 96–101.
8. Топоров, В. Н. Модель мира (мифопоэтическая) / В. Н. Топоров // Мифы народов мира : энциклопедия. – М., 1980. – Т. 2. – С. 161–166.
9. Штраус, А. В. Проблема лирического героя в современной поэзии: новые тенденции 1990-х – 2000-х годов : дис. … канд. филол. наук / А. В. Штраус. – Пермь, 2009. – 138 с.
10. Эйхенбаум, Б. М. Литературный быт; Литература и писатель; Литературная домашность / Б. М. Эйхенбаум // Мой временник. Маршрут в бессмертие. – М. : Аграф, 2001. – С. 49–87.