Виртуальный музей писателей
Южного Урала

«Русские сосны» В.О.Кальпиди

Онейрические мотивы в сборнике В. О. Кальпиди «Русские сосны»

В статье исследуются онейрические мотивы — образы снов, галлюцинаций и пограничных состояний  в поэтическом сборнике Виталия Кальпиди «Русские сосны». Анализируется, как сны становятся пространством для осмысления вечных тем: жизнь и смерть, духовное преображение, связь реального и ирреального.

Обложка книги

ОНЕЙРОСФЕРА И ОНЕЙРИЧЕСКИЙ ТЕКСТ

Термин «онейросфера» происходит от древнегреческого слова onejros («сновидение») и обозначает пространство сновидений. Онейрический мотив включает разнообразные образы, определяемые как ирреальные, относящиеся к иному измерению: галлюцинации, сновидения, бредовые видения, фантасмагории, переходные состояния. Эти явления сложно дифференцировать из-за нечеткости границ между реальностью и сном. Онейрические состояния сопровождаются многообразием ощущений — зрительными, временными, пространственными, звуковыми, осязательными и прочими. В целом, онейрический мотив затрагивает темы, связанные с реальностью, находящейся на перепутье между мирами: трансцендентность, эзотерика, конечность существования, духовное осознание, сверхъестественное, загробная сфера, наркотические трансы, космические тайны.

Онейрический текст — это описание или художественная передача сновидения, а онейрическая реальность — сам процесс сновидения. Вместе они формируют онейрическое пространство , которое служит отражением внутреннего мира персонажа и его психологического состояния. Это пространство становится полем для проявления подсознательных переживаний, конфликтов и образов, которые в обычной реальности могут быть скрыты или недоступны для осознания. Сновидение может выполнять разные функции в литературном произведении: выступать как основной сюжетный элемент, раскрывать скрытые аспекты фантастических событий или предвещать героям их судьбу (сон-пророчество, вещий сон).

В мифологических представлениях сон часто воспринимается как переход в иное состояние бытия, связанное с темой смерти или пограничного существования. В этом случае сновидение может символизировать не просто отдых, а метафору ухода в иной мир (сон-смерть). Такой подход активно используется в произведении «Русские сосны» В. Кальпиди, где онейрические образы становятся способом передачи внутреннего кризиса героев и их разрыва с реальностью.

Онейрическое пространство обладает рядом характеристик, присущих любому пространственному образованию. Оно антропоцентрично — всегда связано с субъективным восприятием человека, ориентировано на его чувства и мысли. В нем присутствуют предметы и образы, которые могут быть как знакомыми, так и искаженными, создавая эффект неопределенности между реальным и ирреальным.

Пространство сновидения непрерывно развивается, имеет протяженность (например, бесконечные коридоры или лабиринты), но при этом ограничено рамками сна. Оно трехмерно — в нем существуют направления «вверх-вниз», «вперед-назад», однако эти параметры могут меняться, создавая эффект дезориентации. Кроме того, оно включено во временную структуру: события в нем могут замедляться, ускоряться или повторяться, что усиливает ощущение нестабильности.

Выбор автора — как описывать такое пространство, какие языковые средства использовать — зависит от его художественной задачи и интенциональной установки. В поэтике В. Кальпиди онейрическое пространство становится не просто фоном, а самостоятельным элементом повествования, раскрывающим глубинные слои подсознания.

ОНЕЙРИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В “РУССКИХ СОСНАХ” В. КАЛЬПИДИ

В сборнике «Русские сосны» 33 стихотворения бытуют в интонационной и тематической согласованности. Текст организован по монтажному принципу: отдельные, обособленные элементы соединяются в единое, гармоничное целое. Монтажный прием реализуется через особую организацию стихотворений в единое целое. Целостность создается повторяющимися из текста в текст мотивами (сна и смерти), библейскими образами (в особенности ангелов), а также особым расположением стихов, создающим структуру, которая несет дополнительный художественный смысл. Таким образом, каждый из элементов раскрывает другие, и автором намеренно реализуется принцип дополнительности. Особое значение в концептуальном плане имеют первое и последнее произведение, заключающие в себе основную идею о том, что смерть – это не конец, а особое состояние, подобное сну. В целом, для циклов часто свойственна особая, доминирующая роль первого и последнего текста как главных носителей концепции сборника.

«Русские сосны» (создано нейросетью)

В. Кальпиди ставит точку в сборнике следующим четверостишием, звучащим как своеобразный эпимифий — мораль в конце басни:

Жизнь фантастически напрасна.
Плывя в крови ее кромешной,
бессмертным доверять опасно.
Одна надежда на воскресших.

В сборнике «Русские сосны» Виталий Кальпиди не использует традиционные эпиграфы в привычном понимании (цитаты, афоризмы или крылатые выражения). Вместо этого он вводит вступительные строки, которые выполняют функцию интертекстуальных комментариев, направляющих восприятие стихотворений. Эти вступления не просто предваряют текст, но активно взаимодействуют с ним, создавая сложные смысловые и эмоциональные отношения:

Данный текст наглядно демонстрирует, как стремление сказать нечто
важное приводит почти всегда к проговариванию совершенно случайного
и ничтожного; как потом это случайное своей ничтожностью
аннулирует факт существования наиважнейшего в мире. И дело не
в том, что наиважнейшее не так уж и важно, а ничтожное — не
достаточно ничтожно, а в том, что княгиня Мария Болконская связана
с Царевококшайском узами жизни и жилами отсутствия таковой

Ключевым элементом монтажа является образ «Русских сосен», который становится объединяющим центром всего сборника. Заглавие сборника является своего рода анаграммой: в самом слове «сосны» содержится слово «сны», что напрямую связывает название с основной тематикой сборника — темой сновидений и пограничных состояний между жизнью и смертью. Мотив сна как перехода в иной мир является хрестоматийным мотивом русского фольклора: древнеславянская традиция воспринимала сон как особое состояние, близкое к смерти. Сосна же в русской культуре мифопоэтически осмысляется как природное начало, символ русской идентичности. Образ сосны также традиционно связан с вечностью и бессмертием (вечнозеленое дерево), родовой памятью и связью поколений.

«Русские сосны» (создано нейросетью)

Хрестоматийный образ сосны «вырастает» до образа леса: в русской фольклорной традиции лес предстает сакральным, пограничным пространством, где происходит встреча с потусторонним.

Количество стихотворений в сборнике, безусловно, не случайно: число 33 символично как в мировой, так и в русской культурной традиции. Например, это символизирует возраст Иисуса Христа на момент его крестной смерти. Также в масонстве число 33 является высшим рангом посвящения. В русской культуре это число может означать, например, 33 богатыря в былинах и сказках как символ силы и защиты или же 33 узла в мифологии как символ с цикличности жизни. Таким образом, число 33 для сборника не случайно: оно несет в себе глубокий символический смысл, перекликающийся как с мировой, так и с русской культурной традицией, что усиливает философскую глубину и художественную целостность произведения. Символическое количество стихотворений в сборнике неразрывно связано с мотивом духовного преображения, перехода (жизнь-смерть-воскрешение), идеей целостности и завершенности цикла, символикой преображения и нового рождения.

В центре «Русских сосен» — категория смерти как особого состояния, соотносимого не с концом существования, а со сном:

Про то, что все может
стать жизнью — даже смерть,
невзирая на то, что все становится
смертью — даже жизнь

В художественной системе Кальпиди концепт «сон» равен понятию «смерть» и одновременно представлению о жизни. Онейрический мотив постепенно сближается с мотивом потусторонности. Два мотива создают художественную реальность. Отсюда повторяющийся почти в каждом стихотворении образ Бога:

С сотворением мира нас просто надули:
вскрыли бога, а там — порошок.
И никто не услышал, как он, выбражуля,
растворяясь, шипел: «Хорош-ш-ш-ш-о-о-о…»

Образ ангела в творчестве В. О. Кальпиди

В произведениях Кальпиди актуализируется романтическая эстетика двоемирия: в мирообразе автора все в человеке двойственно, и мир двойственен. Это вызвано пересечением действительного мира и нереального, выраженного в сновидении.

Сны в творчестве поэта предстают моделью отражения окружающего мира. Болезненное восприятие яви и стремление к созданию таинственного личного пространства определяют исключительное слияние сновидения и яви: жизнь приобретает сновидческие функции, а сновидение становится подлинным мирозданием. Так, например, в следующем четверостишии автор указывает на то, что во сне, в отличие от реальной жизни, подвластно все:

Ткну пальцем в небо — сразу в небесах
(они ведь хрупче, нежели просвирки)
свистит дыра, похожая на страх,
что не свистит, а просто прет из дырки

Сон здесь предстает не как набор воспоминаний и мечт, а как неосознанность границ реальности и ирреальности. В сборнике есть строки, показывающие сюрреалистическую ситуацию — мотив абсурдного сна, вплетенного в реальность, является одним из важнейших мотивов поэтики Кальпиди:

По воздуху птицы шагали,
пока он сквозь них не пророс.
И выли сверчки по-шакальи
над хворостом серых стрекоз.

Сюрреалистические образы в поэзии В. О. Кальпиди

Подобная организация приводит к приобретению текстом ирреальной действительности: сны подвластны фантазии, и автор показывает читателю весь ее спектр от чувств до совершенно причудливых образов-символов.

В сборнике «Русские сосны» представлены теневые аспекты подсознания, которые проявляются через синтез гротеска, онейрической логики и карнавальной эстетики.
Гротеск в текстах Кальпиди становится метафорой дисгармонии между сознанием и бессознательным. В стихотворении 6 («Монтаж декораций Рая…»), где «из пасти ангела опять несет тунцом / (а надо бы сырыми снегирями)», священный образ ангела сочетается с бытовой метафорой, создавая диссонанс. Поэт систематически разрушает иерархию образов, смешивая высокое и низовое, священное и физиологическое:

загнется небо, как страницы край,
наполнит соль кипящие глазницы…
Последним искушеньем станет рай,
и проклят будет тот, кто соблазнится

Последнее является ярким маркером карнавальной эстетики, которая достигается через постоянное переворачивание иерархий: священное становится низменным, а низменное — сакральным:

У бога ангел изо рта
торчит, как ноги из сугроба.
Вокруг — святая гопота:
картинка эта ей удобо-
варимой кажется. А мы —
Секс-пир во времена чумы,
где Глостер Корнуэлу выкал
и льстил, сгибаясь, как лоза,
покуда гот, нажав на «выкл.»,
не выколол ему глаза.

В стихотворении 25 («Жена алконавта…») трагический образ женщины, убивающей мужа, превращается в абсурд: «из женщины стреляет пуповина, / на том конце которой — мертвый муж / рукою машет, пьяная скотина». Тело женщины становится оружием, а смерть сопровождается комичным описанием. Подобные приемы создают пространство для проявления подсознательных страхов и желаний.

Внешний мир становится проекцией внутренних страхов, где обыденные действия превращаются в элементы кошмара. В стихотворении 29 («Печальные хоры Аристофана…») смерть теряет свою трагичность, превращаясь в абстрактный объект: «смерть не жуткая старушка, / а веселая игрушка. / А не крутится она, / потому что сломана». Законы реальности разрушаются, предметы приобретают многозначность:

А из окна глядит покойник,
кусая грязный подоконник,
где круг зеленой колбасы
взывает: «Съешь меня, не ссы!»

Самые яркие образы, указывающие на то, что перед нами сновидческая реальность, — это образы насекомых: кузнечики, мотыльки, жучье, бабочки. Эти образы представлены в текстах неживыми, так как все их действия механизированны, доведены до автоматизма. Насекомые являют собой нечто среднее между живым миром и миром сна: «Из горла мертвой стрекозы сухой кузнечик жажду пьет», «Я с лысой бабочкой во рту». Кальпиди использует их в поэтике именно для того, чтобы показать читателю, что все в его художественном мире искусственное, не натуральное, а вымышленное, поэтому это нельзя воспринимать и интерпретировать буквально, так как во сне нет ничего, поддающегося объяснению.

Образ бабочки в творчестве В. О. Кальпиди

Сборник «Русские сосны» Виталия Кальпиди — это поэтическое исследование границ: между жизнью и смертью, сном и явью, реальным и ирреальным. Через призму онейрической логики автор раскрывает мир, где все превращается в свой двойник — смерть становится сном, сны обретают плоть, а священное доводится до абсурда.

Поэтика Кальпиди строится на парадоксе: разрушая логику объективной реальности, он создает новую, сновидческую, где символы становятся проводниками в пространство метафизических вопросов. Сборник превращается в лабиринт, где каждый стих — фрагмент вечного цикла разрушения и возрождения.

 

Авторы: Анна Мурзина, Вероника Гришина

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Горовая, И. Г. Средства вербализации онейрического пространства в художественном тексте / И. Г. Горовая // Мир науки, культуры, образования — 2023. — № 6 (103). — с. 516-518.
2. Ельницкая, Л. М. Сновидения в художественном мире Лермонтова и Блока: миф о демоне / Л. М. Ельницкая // Сон — семиотическое окно. Сновидение и событие. Сновидение и искусство. Сновидение и текст. XXVI Випперовские чтения.- М., 1993. — С. 109-113.
3. Ерофеева, Н. Н. Сон Татьяны в смысловой структуре романа Пушкина «Евгений Онегин» / Н. Н. Ерофеева // Сон — семиотическое окно. Сновидение и событие. Сновидение и искусство. Сновидение и текст. XXVI Випперовские чтения. — М., 1993. — С. 96-108.
4. Кальпиди, В. Русские сосны. — http://modernpoetry.ru/main/vitaliy-kalpidi-russkie-sosny?ysclid=ma9e6c1q1i391192939 (дата обращения : 04.05.2025)
5. Панкратова, М. Н. Онирический мотив: структура и особенности функционирования («Огненный Ангел» В. Я. Брюсова) : дис. … канд. филол. наук / М. Н. Панкратова. — М., 2016. — 154 с.
6. Савельева, В. В. Художественная гипнология и онейропоэтика русских писателей / В. В. Савельева // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. — Алматы: Жазуши, 2013. — C. 126-136.