• Назад к писателю

ПОЭТИКА КНИГИ СТИХОТВОРЕНИЙ ВИТАЛИЯ КАЛЬПИДИ «РЕСНИЦЫ»

 

Книга стихов «Ресницы» была опубликована в 1998 году, включает в себя 22 стихотворения и оду, вынесенную в приложение. О «Ресницах» писали М. Липовецкий, В. Абашев и др. У каждого из этих исследователей своя интерпретация данной книги стихотворений. Так, Владимир Абашев отмечает, что  «…новая книга отличается как раз той соразмерностью темы, интонации и лирического лица, той особенно плотной вязью индивидуальных мотивов…» [1], М. Липовецкий в статье «»Вольный пересказ истошной немоты…»» высказывается иное мнение: «Книга “Ресницы” — самый радикальный и самый рискованный шаг на однажды выбранном пути “обживания ночи”»[6].

Одной из особенностей творчества В. Кальпиди является то, что он «пишет книгами стихов» [1]. Книга стихов — одна из главных форм художественного образования стихотворений; «сверхцикл», позволяющий объединять в своем составе произведения разных жанров [1, с. 10]. Она составляет определенный этап в творческой эволюции автора, отмечая целый период в его творчестве. Каждая книга какого-либо поэта рассматривается исследователями в соотнесении с предыдущими, что позволяет увидеть изменения, произошедшие с лирическим героем и поэтическим миром.

Поэтика заглавия

Книга стихотворений является жанровым единством. Понимание смысла и связности произведений зависит от заглавия, именно с ним связаны важнейшие мотивы поэтической книги. Литературный критик, исследователь современной поэзии Татьяна Бек в своей статье «Книга стихов как единство. Неакадемические заметки» осветила одну из особенностей В. Кальпиди: «Он пишет книгами стихов» и упоминает, что «книга стихов — это не то же самое, что сборник стихов» [2].

В «Ресницах» ключевыми образами являются гротескные образы, телесные образы. Именно ресницы (как часть тела) являются ключевым образом стихотворений, благодаря которому перекликаются между собой остальные мотивы, создавая единство смыслов и образов.

Функцией ресниц является защита глаз от частиц грязи, пыли, песка, а также от мелких насекомых. У В. Кальпиди данное слово приобретает философско-мистическое значение. Это своеобразное средство для защиты «внутреннего» зрения в философском смысле.

Слово, вынесенное в позицию заглавия, по мере развертывания текста книги, постепенно расширяет объем своего значения: каждая «ресница» становится звеном сквозного лирического сюжета, когда оно прорастает в общий контекст. Заглавие определяет тему книги, идею и центральный образ.

Онейрические и танатологические мотивы

Стихотворения книги — это картины, замедленные кадры, пейзажи, сюрреалистические натюрморты, завороженные зрелищем смерти. Само слово «смерть» присутствует почти на каждой странице, а то и по нескольку раз, например: «Нас настигает жизнь, когда мы умираем, и взглядом, и рукой мы раздвигаем смерть…»; «Жизнь в этом псевдогороде вышла из берегов и затопила поймы смерти…»; «…пятиокая смерть, оставаясь наитьем случайным, продолжает свои не по-девичьи нежные крики» и т. д [6]. Образ смерти является ключевым в данной поэтической книге:

Нас настигает жизнь, когда мы умираем,

и взглядом, и рукой мы раздвигаем смерть,

и смотрим на себя, и безупречно таем,

и продолжаем петь.

 

И рушится трава, и птицы исчезают,

и дети голосят, и рушится трава,

и духа серебро торжественно пылает

в тисках несеребра [6].

Образ смерти раскрывает в новом смысле оппозицию «дух — тело». У В. Кальпиди дух предстаёт «серебром» (В. Кальпиди), ценностью, а тело является «несеребром» (В. Кальпиди), оболочкой, броней, в которой пылает дух. Тело — это то, что умирает физически, а вот душа «продолжает петь». Также существует оппозиция «молодость — старость». Для В. Кальпиди старость является важным процессом, автор включил в свою книгу стихотворение под названием «Введение в старость»: «Строится старости самый хрустальный каркас <…> Возводится старость, я буду её заселять» [6, с. 18], — причем, старость должна быть откровенной, без грима.

Старость принимается автором как ключевой этап в жизни, к которому нужно готовиться. Как пишет академик М. Л. Гаспаров в книге «О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики»: «Смерть как доминантная тема предстает в метафизическом смысле как состояние энтропии, хаоса» [3, с. 21]. Несмотря на это в поэзии В. Кальпиди образ смерти является скорее нейтральным, приносящим покой и умиротворение, нежели чем-то трагическим. Отчетливо это видно в строчке стихотворения «Ей снилась собственная кровь»:

<…>

ему окончиться в стихах,

но он возникнет за стихами…

Ей снилась кровь (читайте — прах,

читайте — страх) — читайте сами [6, с. 13].

Систему лейтмотивов можно охарактеризовать как философскую. Именно здесь мы видим лейтмотив жизни, как необходимую составляющую смерти: «всё требует жизни, включая наивную смерть», «жизнь стрекочет в пыли», «Жизнь в конечном итоге сведена к данному…», «невинная жизнь никогда не бывает невинна», «Жизнь пытается жить», «Пока ты жив, всё умирает…», «Между жизнью и смертью ты станешь, как воздух…», «жизнь — это ласка, т.е. не борьба» [6].

Лейтмотивы сна и зрения связаны между собой, например, в стихотворении «С хрустом сбросили листья осины…» лирическому герою неизвестно, видит ли он происходящее на самом деле или же ему это снится:

 

С хрустом сбросили листья осины

ты вдогонку им сбросишь ресницы

это с виду не очень красиво

и тем более, кажется, снится [6].

 

Данные сновидческие мотивы, изображение ирреального пространства и неких параллельных миров характерно для метареализма, направления, к которому относились такие известные поэты как А. Парщиков и А. Ерёменко. Автор книги стихотворений был близко знаком с данными авторами, в результате чего их творчество в некоторой степени повлияло и на деятельность Кальпиди.  Мы можем видеть, что в его стихотворениях присутствуют многомирие, восприятие мира как хаоса [5, с. 38], существование нескольких реальностей, мотив памяти («чужая память нас волочит по земле», «…и огромная память, покрытая страшной водой», «отыщу твою память пустую»).

Исходя из переплетения основных мотивов и образов, мы можем видеть стремление В. Кальпиди создать многомерную реальность.

Отсутствие чёткого разделения между сном и явью позволяет автору смешивать реальное и ирреальное.

Телесность и гротескная образность

О телесной и гротескной образности Е. А. Смышляев в диссертации «Современная поэзия Челябинска как локальный текст» писал, что «в образах женского тела у В. Кальпиди зачастую отражается гротескная эстетика безобразного. Женские тела чаще всего ассоциативно связаны только с плотским желанием, изображаются как вульгарные, уродливые, несуразные, обреченные на старение и увядание» [9]. Через подобную гротескную образность В. Кальпиди обращается к карнавальной культуре (М. М. Бахтин). Демонстрация карнавальной культуры, эстетики позволяет продемонстрировать мир в катастрофе или амбвивалентный, двойственный мир. Что, собственно и происходит в книге стихотворений «Ресницы». Автор создает мир снов, ирреальное пространство на границе жизни и смерти, бодрствования и сновидения, души и тела. Данный мир, конечно же, наполнен гротеском, абсурдом, образами, которых не может быть в мире реальном, образами-перевертышами. Так, о мужчине в стихотворениях пишется: «Мужчина — это женщина, когда она перестаёт любить мужчину», «Ты плаваешь в мужчине, он плывёт в тебе одной», «Мужчина существует только там, где женщина научена мужчиной не быть одно мгновение» [6]. О женщине: «…кормящие матери слева — направо…», «Мать и дитя — две самовсасывающиеся воронки», «и женщина изнемогла изогнутой на кровью бровью» [6]. Происходит травестирование традиционных образов, их подмена.

В стихотворениях также встречаются телесные, секреторные жидкости: кровь, слюна, грудное молоко, материнские воды и т.д. Они, преимущественно, женские. Женское здесь традиционно-мифологически атрибутировано мотивами воды как изначальной рождающей стихии. Образы позволяют говорить о телесности в стихотворениях: кожа, веки, ресницы, брови, секреторные жидкости. Всё это составляет мир реальный. Во сне привычные вещи становятся искажёнными, это и создает новый мир.

Практически во всех стихотворениях В. Кальпиди автор персонифицирован, его ремарки могут выходить за пределы повествования как с точки зрения смысла, так и с точки зрения пространственно-временной организации текста: «…даже Бог (ибо это возможно), поскольку Он вечером вечен…», «…и тесно ей в невинных берегах, и сладко (есть свидетели) в позоре…» [6].

Кальпиди своей языковой игрой создает «ирреальное будущее» или «ирреальное прошлое», разрывая, таким образом, хронотоп стихотворения при помощи игры с грамматическими категориями; прием гротеска — один из главных инструментов В. Кальпиди. С помощью гротеска автор создает фантасмагоричные миры [2, с. 138]. Через карнавализацию и гротеск поэт формирует поэтическую картину мира в стихотворении как кризисную, переломную.

Виталий Кальпиди

Библиографический список

1.Абашев, В. В. Заресничная страна / В. В. Абашев // М. : Новый Мир. — 1998.№  Режим доступа: https://magazines.gorky.media/novyi_mi/1998/5/zaresnichnaya-strana.html (дата обращения: 24.03.2023).

2.Бек, Т. Книга стихов как единство. Неакадемические заметки / Т. Бек. — https://lit.1sept.ru/article.php?ID=200300202 (дата обращения : 17. 04. 2023).

3.Гаспаров, М. Л. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики / М. Л. Гаспаров // СПб. : Азбука. — 2001. — С.  139–145.

4.Голынко-Вольфсон, Д. Объективизм разговора о смерти / Д. Голынко-Вольфсон // Новое литературное обозрение. — 2002. — № 58. — С. 21.

5.Голынко-Вольфсон, Д. От пустоты реальности к полноте метафоры: («Метареализм» и картография русской поэзии 1980-1990-х годов) / Д. Голынко-Вольфсон // Новое литературное обозрение. — 2003. — № 62. — С. 38.

6.Кальпиди, В. Ресницы: Книга стихов. — СПб. : «Пушкинский фонд», 1998. — 48 с.

7.Липовецкий, М. «Вольный пересказ истошной немоты»: взгляд сквозь «Ресницы» Виталия Кальпиди / М. Липовецкий // Дружба народов. — 1998. — № 8. — С. 213.

8.Сильман, Т. И. Семантическая структура лирического стихотворения / Т. И. Сильман // Л. : Советский писатель. — 1977. — С. 10.

9.Смышляев, Е. А. Современная поэзия Челябинска как локальный текст: дис. … канд. филолог. наук. Челябинск. — 2018. — С. 138.